БЛОГ ПАВЛА ДМИТРИЕВА

Альберт Хофман: психоделический идол, не нуждающийся в представлении

Пока другие раз за разом изобретали велосипед, Альберт Хофман изобрел «День велосипеда». 19 апреля 1943 года он принял 250 мкг 25-го соединения, синтезированного им из лизергиновой кислоты, сел на своего педального коня и отправился домой. Тут-то все и случилось. Булыжники мостовой начали расползаться, словно жуки. Дома растекались, как на картинах Сальвадора Дали. Мир будто покрылся мелкой рябью. Химику казалось, что он едва ползет, а на самом деле он летел на своем велосипеде с огромной скоростью навстречу дому и всемирной славе. Так началась история Альберта Хофмана — великого изобретателя и исследователя психоделиков, прожившего назло недоброжелателям долгую и счастливую жизнь.

Как химик Хофман стал самым известным велосипедистом на планете

19 апреля люди по всему миру отмечают открытие психоделических свойств диэтиламида лизергиновой кислоты. Это тот самый ЛСД, под действием которого Фрэнсис Крик открыл молекулярную структуру ДНК, а Керри Муллис — визуализацию полимеразной цепной реакции. Оба благодаря этому стали лауреатами Нобелевской премии. Сам же изобретатель «лекарства для души», как называл его Альберт Хофман, в 2007 году возглавил международный рейтинг живых гениев. Годом спустя он умер от сердечного приступа. До самой смерти Хофман регулярно употреблял ЛСД. Прожитые им 102 года — лучший аргумент в споре с теми, кто выдумывает страшилки об опасности психоделиков.

В жизни Хофмана будто бы не было счастливых случайностей — все происходило закономерно. Еще в детстве, просто гуляя по лесу, он ни с того ни с сего пережил нечто напоминающее психоделический трип. Все вдруг представилось ему в непривычном, особенно ясном свете. «Он сиял, — вспоминает Хофман в своей книге “ЛСД — мой трудный ребенок”, — проникая мне в самое сердце, и мне захотелось слиться с ним в его величии». Маленький Хофман ощутил блаженство единения с природой, дарующее радость и чувство полной безопасности.

Годы спустя, в 1938-м, молодой химик из швейцарской фармкомпании Sandoz исследовал лизергиновую кислоту (органическое соединение, которое входит в состав алкалоидов спорыньи) в попытках найти рецепт нового мощного аналептика — стимулятора кровообращения и дыхания. Как и предыдущие 24, 25-я производная этой кислоты, названная Хофманом LSD-25, не оправдала ожиданий. Но что-то не давало ему покоя. Спустя 5 лет, 16 апреля 1943 года, он синтезировал ее снова. Сам ученый объяснял этот внезапный порыв ощущением, «что это вещество может обладать свойствами, иными, чем открытые в первых исследованиях».

В тот день Хофман почувствовал заметное беспокойство в сочетании с легким головокружением и вынужден был прервать работу. Дома он погрузился в некое приятное состояние, напоминающее опьянение. «Я воспринимал непрерывный поток фантастических картин, удивительных образов с интенсивной, калейдоскопической игрой цветов», — так он описал первый в истории ЛСД-трип, продлившийся около 2 часов. Химик догадывался, что это воздействие LSD-25, но не мог понять, как это вещество попало в организм. Разве что впиталось через кожу на подушечках пальцев? Если так, то оно должно было обладать чудовищной силой.

Через 3 дня Хофман решил проверить это и принял 250 мкг ЛСД. В его записях находим: «Отмечается головокружение, чувство тревоги, визуальные искажения, симптомы паралича, желание смеяться». Через час после этих строк химик садится на велосипед — машины под рукой не оказалось из-за ограничений военного времени — и отправляется домой. Еще через 3 часа его накрывает бэд-трип. Предметы интерьера обретают устрашающе гротескные формы, они «одержимы внутренним беспокойством». Соседка кажется ведьмой в разукрашенной маске, а его собственную волю подчиняет злой демон. Хофман ощущает дезинтеграцию внешнего мира, растворение собственного «Я», не сомневается, что сходит с ума, и больше всего жалеет о том, что не успел попрощаться с семьей.

Ассистент химика вызвал врача, но тот диагностировал лишь расширение зрачков. Температура, пульс, давление — все было в норме. Через несколько часов кошмары закончились: «Страх ослаб и уступил место счастью и признательности, вернулись нормальные восприятие и мысли». Настало время калейдоскопа геометрических галлюцинаций и синестезии: «Каждое слуховое ощущение, такое как звук дверной ручки или проезжающего автомобиля, трансформировалось в зрительное». Затем Хофман заснул и проснулся наутро с ясной головой, но немного уставшим.

Разоблачение «волшебных грибов»

13 лет спустя Альберт Хофман прочел в местной газете, что некий исследователь из США побывал на юге Мексики и участвовал в ритуале, связанном с употреблением галлюциногенных грибов. Никаких подробностей. Целый год химик пытался выяснить, кто этот американец и о каких грибах речь, пока французский миколог Роже Эйм сам с ним не связался и не попросил помочь с исследованием грибов, которые они вместе с Робертом Гордоном Уоссоном привезли из экспедиции по югу Мексики. Хофман согласился и в 1958 году совершил открытие не менее важное, чем изобретение ЛСД, — он впервые выделил псилоцибин в чистом виде.

Этому открытию снова предшествовал эксперимент на самом себе. Экстракты Psilocybe mexicana не проявляли галлюциногенных свойств на лабораторных животных, и Хофман решил съесть 32 сушеных гриба — дозу, которую курандеро считают средней. Уже через полчаса химик ощутил, как сильно настрой (сет) влияет на содержание психоделического опыта. Мексиканские грибы наполнили мир мексиканскими цветами и узорами. Врач-немец, следивший за состоянием Хофмана, превратился в ацтекского жреца: «Я не удивился бы, если бы он вытащил обсидиановый нож». Спустя 6 часов химик вернулся в привычный мир своей швейцарской лаборатории и понял, что активные вещества, вероятно, слабо воздействуют на животных.

Настало время экспериментов на сотрудниках лаборатории. Хофман сократил дозу втрое и методом изоляции выделил 2 галлюциногенных вещества: более активный, но менее стабильный (быстро разрушается под действием кислорода из воздуха) псилоцин и псилоцибин, у которого все наоборот. Открыв химическую структуру этих соединений и «разоблачив волшебные грибы», Хофман затем впервые синтезировал такие вещества искусственно — нашел путь к производству недорогого псилоцибина. Эйм поспешил показать синтетический псилоцибин мексиканской шаманке Марии Сабине, открывшей миру таинство велады — древнего вегеталистского ритуала масатеков. Та приняла дары прогресса с благодарностью. В 1962-м Хофман тоже поучаствовал в «веладе на таблетках», а заодно познакомился с Марией Сабиной.

Грибная церемония произвела на ученого неизгладимое впечатление. Стоны участниц навели Хофмана на мысль, что мистические переживания сочетаются у них с ощущениями чувственно-сексуального толка. Посреди церемонии Мария Сабина спросила, есть ли у присутствующих просьбы к духу грибов. Уоссон попросил исцеления для своей дочери и ее ребенка. Когда он вернулся в Нью-Йорк, они были абсолютно здоровы. Жене Хофмана, сопровождавшей его в экспедиции в Мексику и на церемонии, в трипе явился необычный орнамент. Спустя несколько дней она увидела абсолютно такой же: им был украшен алтарь церкви колониальных времен.

И Мария Сабина, и Альберт Хофман считались иконами психоделической революции. Но обоих не слишком радовал их культовый статус. Ученый осуждал контркультурные молодежные движения за пропаганду бесконтрольного употребления психоделиков и за их превращение в некое подобие рекреационных наркотиков.

Альберт Хофман vs Тимоти Лири

«Отец ЛСД» винил в сложившейся ситуации «апостола ЛСД» Тимоти Лири. В 1963 году компания Sandoz получила от него запрос на 100 г ЛСД и 25 кг псилоцибина, что соответствовало 1 и 2,5 млн доз соответственно. Хофман потребовал лицензию на импорт, но вместо этого получил лишь 10 000 $ аванса. Когда он обратился в Гарвардский университет, выяснилось, что опыты Лири прекращены. Выходит, тот пытался купить громадную порцию психоделиков не для строго научной деятельности, а для нужд возглавляемых им общественных организаций.

3 сентября 1971 года 2 ключевые фигуры психоделического движения наконец избавились от недомолвок. Они встретились в Швейцарии, где Лири, напоминающий «скорее чемпиона по теннису, чем лектора Гарварда», скрывался от американских властей после побега из тюрьмы в 1970 году. Хофман убедился, что, вопреки слухам, «ЛСД-гуру» не пропагандирует наркотики, а ищет психоделического просветления. Конфликт был исчерпан: «От этой личной встречи у меня сложилось впечатление о докторе Лири, как об очаровательном человеке, убежденном в своих целях, который отстаивал свое мнение с юмором, но бескомпромиссно».

Вместо заключения

Большинство изложенного я почерпнул «из первых уст» — из книги Хофмана «ЛСД — мой трудный ребенок». Несмотря на сухость стиля, естественным образом свойственную ученому, горячо рекомендую ее прочесть. Хофман детально описывает свои и не только психоделические трипы, проливает свет на темные пятна истории психоделиков, а главное — делится оригинальными мыслями о псилоцибине и ЛСД. Это мысли человека, без которого наш мир точно не был бы таким, каким мы его знаем. Без которого, вполне возможно, не свершилась бы психоделическая революция, не существовало бы великого множества научных открытий, произведений искусства и культурных явлений. Эти мысли имеют ценность даже тогда, когда Хофман просто делится впечатления о поездке в Мексику или, поддавшись «антинаркотической истерии», повторяет громкие и лживые заголовки СМИ. Хофман заслужил право быть услышанным.